Белое снадобье (Журнальный вариант) - Страница 17


К оглавлению

17

Арт почувствовал, как что-то тоненько укололо его в руку на сгибе локтя, и открыл глаза. Макинтайр аккуратно укладывал в плоскую коробочку шприц.

— Ну вот, — улыбнулся он, — будешь теперь человеком, а то прямо как сосунок грудной… Ты сиди, я скоро вернусь.

Макинтайр ушел, а Арт снова прикрыл глаза. На него медленно накатывалась некая волна. Она была одновременно прозрачной и розоватой, и все существо Арта напрягалось, тянулось навстречу к ней. Волна катилась с беззвучным грохотом, с торжествующим беззвучным ревом, и каждая клеточка тела Арта вибрировала в унисон с прозрачной и розоватой стеной воды. Но это была вовсе не вода. Волна прошла сквозь него, прошла и вырвала его из реальности, в которой он жил. Не было больше узких и вонючих улиц Скарборо, не было крысиной возни по ночам в комнате, где со стен и потолка отваливалась штукатурка, не было тяжелых и выщербленных кружек, которые он должен был мыть в тепловатой грязной воде, не было всегда хмурого взгляда матери, ее вечно сжатых в ниточку губ, не было мелких краж, когда вырываешь у старухи из рук потертую сумочку, чтобы найти в ней потом несколько потертых монет…

Был совсем другой мир, словно омытый той прозрачной и журчащей водой, которая обязательно текла бы по зеленой лужайке, где стоял бы тот уютный домик…


* * *

Несколько дней Арт все ждал, пока Эдди Макинтайр объяснит ему его новые обязанности, но тот его все не звал.

Как-то вечером он встретил Крысу — Донована. Крыса брел, покачиваясь, глубоко засунув руки в карманы брюк.

— Привет, — окликнул его Арт.

Крыса поднял на него стеклянные глаза нарка, с трудом сфокусировал их на лице Арта и слабо улыбнулся.

— А, это ты, — с трудом пробормотал он, словно язык его не помещался во рту и еле ворочался там.

— Был на днях у Эдди Макинтайра, — с гордостью сказал Арт, — сам меня пригласил. Предлагал работать на него. Героин.

— Ну и как, ты уже начал? — спросил Крыса, и Арту померещилось, что в его неподвижных глазах мелькнула насмешка.

— Нет еще, но я думаю…

— Думай, думай, я тоже думал… — Он повернулся, чтобы уйти, но Арт схватил его за руку:

— Что ты хочешь сказать?

— Да ничего особенного. Просто то, что и меня в свое время он тоже приглашал к себе и тоже предлагал работу.

— А ты?

— Что я? Ждал, как и ты, а потом понял.

— Что понял?

— Зачем он меня звал.

— Зачем?

— А затем, чтобы сделать из меня то, что я есть, — паршивого нарка, которому хоть тресни нужно каждый день добыть хотя бы полсотни НД для белого снадобья. Понял зачем? Это тебе не боксерская тренировка за двадцать центов. Помнишь? — в голосе Крысы зазвучало глухое раздражение. — Впрочем, чего с тобой разговаривать… — Он втянул голову в плечи, зябко поежился и, покачиваясь, побрел по улице.

Арт стоял потрясенный, потерянный, все еще не веривший до конца в обман. Он, Арт Фрисби, всю жизнь никому не доверявший, всегда настороженный, всегда начеку, всегда весь обращенный в слух и внимание, всегда обманывавший первым, он, Арт Фрисби, оказался последним идиотом, недоумком. Все это так. Крыса лишь подтвердил то, что он уже начал подозревать. Мир, пусть жестокий, колючий, холодный и враждебный, но его мир распадался. Хотелось выть. Броситься ничком на грязный, в трещинах асфальт и выть, выть, пока с воем не выйдет отчаяние, стыд и ненависть. Но Арт был дитя цивилизации, и единственное, что она дала ему, — это умение сдерживать свои импульсы. Выть нельзя — привлечешь внимание. Броситься ничком нельзя — оставишь незащищенной спину. Незащищенной… Как будто он уже не открылся, не позволил обмануть себя, одурачить. Но пусть подождет этот Макинтайр, пока он придет к нему за дозой. Может быть, кто-нибудь и заглатывает крючок с первого раза, но он не из таких.

На пятый день он достал себе шприц и выложил тридцать НД за дозу героина, процентов на девяносто разбавленную молочным сахаром. И снова катилась прозрачная и розовая волна, и снова он тянулся навстречу ей, и не было больше асфальта и тупиков.

Когда ему снова понадобилась доза, денег у него уже не было. С полдня он надеялся, что тошнота, поднимавшаяся от желудка вверх, к горлу, вот-вот пройдет, а завтра он где-нибудь найдет деньги, хотя в глубине души знал, что найти их ему негде. К вечеру он почувствовал, что больше не может. Каждые несколько минут тошнота накатывалась все с новой силой, и желание ощутить сладостное блаженство укола буквально толкало его в спину.

После наступления темноты он отправился на седьмую улицу к супермаркету. Там всегда в это время толпились люди. «Господи, — тоскливо подумал он, — ведь попадешься», — но предвкушение укола смыло, унесло страх. Нужен был укол, нужны были деньги.

Он долго стоял, все боясь сделать выбор, и, когда, наконец, заметил, что покупателей у магазина становится все меньше, испугался.

Из магазина вышла неопределенного возраста женщина с огромным фиолетово-багровым пятном в пол-лица. В руке у нее был сверток и сумочка. В два прыжка Арт очутился около нее и рванул из рук сумочку. На мгновение он увидел расширенные ужасом глаза, рот, раскрытый в крике. Сумочка была уже у него в руках, а женщина с пятном все клонилась вперед, словно хотела стать на колени.

В сумочке оказалось сорок НД. Как раз на приличную дозу.

Через несколько месяцев, когда он встретил Мери-Лy, ему нужно было уже как минимум сто пятьдесят НД в неделю. Он был на крючке и знал это, и ему уже было все равно.

17